Неточные совпадения
Сказать ли всю истину: по секрету, он даже заготовил на
имя известного нашего географа, К. И. Арсеньева, довольно
странную резолюцию:"Предоставляется вашему благородию, — писал он, — на будущее время известную вам Византию во всех учебниках географии числить тако...
В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал
И столь же строгому разбору
В соседстве повод подавал.
По
имени Владимир Ленской,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно
странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.
Протестуя против этого желания и недоумевая, он пошел прочь, но тотчас вернулся, чтоб узнать
имя автора. «Иероним Босх» — прочитал он на тусклой, медной пластинке и увидел еще две маленьких, но столь же
странных.
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус,
имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими
странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
Богослужение состояло в том, что священник, одевшись в особенную
странную и очень неудобную парчевую одежду, вырезывал и раскладывал кусочки хлеба на блюдце и потом клал их в чашу с вином, произнося при этом различные
имена и молитвы.
Странное дело, это девичье
имя осветило каким-то совершенно новым светом все его заветные мечты и самые дорогие планы.
Имя сестры начинало теснить меня, теперь мне недостаточно было дружбы, это тихое чувство казалось холодным. Любовь ее видна из каждой строки ее писем, но мне уж и этого мало, мне нужно не только любовь, но и самое слово, и вот я пишу: «Я сделаю тебе
странный вопрос: веришь ли ты, что чувство, которое ты имеешь ко мне, — одна дружба? Веришь ли ты, что чувство, которое я имею к тебе, — одна дружба?Я не верю».
По
странному капризу, она дала при рождении детям почти однозвучные
имена. Первого, увидевшего свет, назвала Михаилом, второго — Мисаилом. А в уменьшительном кликала их: Мишанка и Мисанка. Старалась любить обоих сыновей одинаково, но, помимо ее воли, безотчетный материнский инстинкт все-таки более влек ее к Мишанке, нежели к Мисанке.
Много раз в моей жизни у меня бывала
странная переписка с людьми, главным образом с женщинами, часто с такими, которых я так никогда и не встретил. В парижский период мне в течение десяти лет писала одна фантастическая женщина, настоящего
имени которой я так и не узнал и которую встречал всего раза три. Это была женщина очень умная, талантливая и оригинальная, но близкая к безумию. Другая переписка из-за границы приняла тяжелый характер. Это особый мир общения.
Всех дербинцев, в том числе и самих Емельянов Самохваловых, забавляет эта
странная и очень сложная комбинация обстоятельств, которая двух человек, живших в разных концах России и схожих по
имени и фамилии, в конце концов привела сюда, в Дербинское.
В Малороссии называют стрепета хохотва,
имя тоже чрезвычайно выразительное. Великороссы дали стрепету название по его взлету, по трепетному, видимому движению его крыльев, а малороссы — по особенным звукам, производимым его полетом. Действительно, эти дребезжащие звуки похожи на какой-то
странный, отдаленный хохот.
— Что же тут
странного, Гаврило Петрович? — тихо возразила девушка. — Я думаю, даже Илья Иванович (
имя кадета) наметил уже свою дорогу, а ведь он моложе меня.
Тут, во-первых,
странная мысль: кому, во
имя какого права, во
имя какого побуждения вздумалось бы оспаривать теперь у меня мое право на эти две-три недели моего срока?
Лиза покраснела и подумала: какой он
странный. Лаврецкий остановился на минуту в передней. Лиза вошла в гостиную, где раздавался голос и хохот Паншина; он сообщал какую-то городскую сплетню Марье Дмитриевне и Гедеоновскому, уже успевшим вернуться из сада, и сам громко смеялся тому, что рассказывал. При
имени Лаврецкого Марья Дмитриевна вся всполошилась, побледнела и пошла к нему навстречу.
Лиза зажгла свечу, надела на нее лежавший на камине темненький бумажный абажурчик и, усевшись в уголке, развернула какую-то книгу. Она плохо читала. Ее занимала судьба Райнера и вопрос, что он делает и что сделает? А тут эти
странные люди! «Что же это такое за подбор
странный, — думала Лиза. — Там везде было черт знает что такое, а это уж совсем из рук вон. Неужто этому нахальству нет никакой меры, и неужто все это делается во
имя принципа?»
— Отчего же у него так запущено? — удивляетесь вы, уже безотчетно подчиняясь какому-то
странному внушению, вследствие которого выражения «немец» и «запущенность» вам самим начинают казаться несовместимыми, тогда как та же запущенность показалась бы совершенно естественною, если бы рядом с нею стояло
имя Павла Павловича господина Величкина.
Венсан был влюблен в младшую дочку, в Марию Самуиловну,
странное семнадцатилетнее существо, капризное, своевольное, затейливое и обольстительное. Она свободно владела пятью языками и каждую неделю меняла свои уменьшительные
имена: Маня, Машенька, Мура, Муся, Маруся, Мэри и Мари. Она была гибка и быстра в движениях, как ящерица, часто страдала головной болью. Понимала многое в литературе, музыке, театре, живописи и зодчестве и во время заграничных путешествий перезнакомилась со множеством настоящих мэтров.
Ее сентиментальный характер отчасти выразился и в
именах, которые она дала дочерям своим, — и —
странная случайность! — инстинкт матери как бы заранее подсказал ей главные свойства каждой девушки: старшую звали Людмилою, и действительно она была мечтательное существо; вторая — Сусанна — отличалась необыкновенною стыдливостью; а младшая — Муза — обнаруживала большую наклонность и способность к музыке.
Странное дело: Сусанну Егор Егорыч никогда не называл одним
именем, как называл он Людмилу и Музу, а всегда с прибавлением отчества, точно желая тем выразить какое-то инстинктивное уважение к ней.
В остроге носились об нем
странные слухи: знали, что он был из военных; но арестанты толковали меж собой, не знаю, правда ли, что он беглый из Нерчинска; в Сибирь сослан был уже не раз, бегал не раз, переменял
имя и наконец-то попал в наш острог, в особое отделение.
Странные слова, незнакомые
имена надоедливо запоминались, щекотали язык, хотелось ежеминутно повторять их — может быть, в звуках откроется смысл?
Певчий очень любил употреблять какие-то неведомые мне
имена,
странные сочетания слов: это раздражало меня.
— Биче Сениэль! — тихо сказал я, первый раз произнеся вслух эти слова. — Лисс, гостиница «Дувр». Там остановились вы дней восемь тому назад. Я в
странном положении относительно вас, но верю, что вы примете мои объяснения просто, как все просто во мне. Не знаю, — прибавил я, видя, что она отступила, уронила руки и молчит, молчит всем существом своим, — следовало ли мне узнавать ваше
имя в гостинице.
С некоторых пор в одежде дяди Акима стали показываться заметные улучшения: на шапке его, не заслуживавшей, впрочем, такого
имени, потому что ее составляли две-три заплаты, живьем прихваченные белыми нитками, появился вдруг верх из синего сукна; у Гришки оказалась новая рубашка, и, что всего
страннее, у рубашки были ластовицы, очевидно выкроенные из набивного ситца, купленного год тому назад Глебом на фартук жене; кроме того, он не раз заставал мальчика с куском лепешки в руках, тогда как в этот день в доме о лепешках и помину не было.
Он попытался спросить швейцара, не оставили ли эти дамы на его
имя записки; но швейцар отвечал отрицательно и даже изумился; видно было, что и ему этот внезапный отъезд с нанятой за неделю квартиры казался сомнительным и
странным.
Странное и притом не совсем приятное впечатление произвел этот рассказ на бабушку. Ей не нравилось, что во всем этом отдает каким-то чудачеством; и она усомнилась в основательности своей догадки, что
имя Червева упомянуто в письме Сперанского с целью сделать ей указание на Мефодия Мироныча.
Но охота ему не изменяла, а музыку он вдруг оставил по одному
странному случаю: у бабушки часто гащивал, а в последнее время и совсем проживал, один преоригинальный бедный, рыжий и тощий дворянин Дормидонт Рогожин,
имя которого было переделано бабушкою в Дон-Кихот Рогожин.
Нищий в одну минуту принял вид смирения и с жаром поцеловал руку своего нового покровителя… из вольного он согласился быть рабом — ужели даром? — и какая
странная мысль принять
имя раба за 2 месяца до Пугачева.
У Ивана Иваныча была довольно
странная, двойная фамилия — Чимша-Гималайский, которая совсем не шла ему, и его во всей губернии звали просто по
имени и отчеству; он жил около города на конском заводе и приехал теперь на охоту, чтобы подышать чистым воздухом.
— Да, да, завтра, завтра мы хороним нашу голубицу! Вынос из дома будет ровно в одиннадцать часов пополуночи… Отсюда в церковь Николы на Курьих Ножках… Знаете?
Странные какие
имена у ваших русских церквей! Потом на последний покой в матушке земле сырой! Вы пожалуете? Мы недавно знакомы, но, смею сказать, любезность вашего нрава и возвышенность чувств…
Среди
странных жителей старого дома Гурий Плетнев, обладая мудростью,
имя которой — веселье, играл роль доброго духа волшебных сказок.
Может быть, читателю оно покажется несколько
странным и выисканным, но можно уверить, что его никак не искали, а что сами собою случились такие обстоятельства, что никак нельзя было дать другого
имени, и это произошло именно вот как.
Ему было бы так легко срезать уродливый нарост с её мозга логикой своего ума, если и не мешало это
странное, обессиливающее ощущение, не имеющее
имени.
—
Странным случаем; его перехватили почти на дороге. Он уже садился в дилижанс и хотел уехать в Ригу. И пашпорт давно был написан на
имя одного чиновника. И странно то, что я сам принял его сначала за господина. Но, к счастию, были со мной очки, и я тот же час увидел, что это был нос. Ведь я близорук, и если вы станете передо мною, то я вижу только, что у вас лицо, но ни носа, ни бороды, ничего не замечу. Моя теща, то есть мать жены моей, тоже ничего не видит.
Она произнесла его
имя тихо и таким
странным, протяжным, волнующим звуком, какого Воскресенский не слыхал никогда в жизни. Он вздрогнул и пристально поглядел на нее. Но она сидела спиной к яркому свету, и выражения ее лица нельзя было рассмотреть. Однако студенту показалось, что ее глаза блестят не по-обыкновенному.
— Да,
имя точно немножко
странное… Но какая зато девица! Просто, можно сказать, вся составлена из какого-то добродетельного огня!
В самом слове «Наташа» звучало для него что-то
странное, чужое, точно он до сих пор не слыхал этого
имени и не встречал подобного сочетания звуков.
Странное приключение, которое я намерен рассказать, имело место несколько лет тому назад, и теперь оно может быть свободно рассказано, тем более что я выговариваю себе право не называть при этом ни одного собственного
имени.
То же «дионисическое чудовище» Заратустра, —
странным образом носящее
имя основателя одной из самых недионисических религий, — то же дионисическое чудовище говорит...
И средь пустоты этой, в муках недовершенности, дергаются и корчатся
странные, темные, одинокие существа, которым
имя — люди.
Припоминает Висленев, что он был введен Глафирой в почтенное собрание, где встретил очень много самых разнообразных и
странных лиц, с
именами и без
имен, с следами искры божией и без этого божественного знака, но все были равны, без чинов и без различий положения.
Они жили в небольшом сереньком домике с стеклянною галереею, в конце которой была дверь с небольшою медною дощечкою, на которой вместо
имени профессора значилась следующая
странная латинская надпись: «Nisi ter pulsata aperietur tibi porta, honestus abeas», то есть: «Если по троекратном стуке дверь тебе не отворится, то знай честь и отходи прочь».
Теперь еще хочется упомянуть об одном киевском событии, которое прекрасно и трогательно само по себе и в котором вырисовалась одна
странная личность с очень сложным характером. Я хочу сказать о священнике Евфимии Ботвиновском, которого все в Киеве знали просто под
именем «попа Ефима», или даже «Юхвима».
Восприемником его был соседний помещик Андрей Васильевич Петровский, по
странной игре слепого случая носивший одно
имя с настоящим отцом ребенка, князем Святозаровым.
Несмотря на то что в описываемое нами время — а именно в ноябре 1758 года — не было ни юрких репортеров, ни ловких интервьюеров, ни уличных газетных листов, подхватывающих каждое сенсационное происшествие и трубящих о нем на тысячу ладов, слух о загадочной смерти молодой красавицы княжны, при необычайной, полной таинственности обстановке, пронесся, повторяем, с быстротою электричества, о котором тогда имели очень смутное понятие, не только по великосветским гостиным Петербурга, принадлежавшим к той высшей придворной сфере, в которой вращалась покойная, но даже по отдаленным окраинам тогдашнего Петербурга, обитатели которых узнали
имя княжны только по поводу ее более чем
странной кончины.
Светская сплетня сделала свое дело, и
имя княгини и ее
странный, несвоевременный отъезд начали сопоставлять с не менее таинственным почти бегством из Петербурга графини Переметьевой и странно совпавшим с этими двумя эпизодами самоубийством офицера в необитаемом доме покойной графини Переметьевой.
Девочка освоилась, стала лепетать по-своему, на каком-то
странном языке, непонятном для окружающих. На совете братьев Строгановых решено было девочку окрестить. Крестным отцом стал Семен Иоаникиевич, а крестной матерью — Антиповна. Назвали девочку Домной, по
имени святой, память которой празднуется пятого января, в тот день, когда она была найдена. По крестному отцу она звалась Семеновной.
— Напротив, — сказал молодой человек, — хоть ныне только те quasi-убеждения хороши, о которых кричат наши так называемые дети, я слушал вас с большим участием. К тому же, когда я всматривался в вас более и более, меня подмывало сделать вам один вопрос. Он не покажется вам
странным, если вы узнаете причину его. Не вспомните ли вы меня? Мое
имя Сурмин…
Ошеломленные этим
именем и фамилиею давно уже считавшейся мертвою несчастной девушки, и муж и жена фон Зееманы молча и пытливо взглянули на сообщившего эту
странную весть Зарудина.
По
странному стечению обстоятельств, этот самый Волынской, когда она, по приезде в Петербург, остановилась в отведенной ей квартире, был первый из придворных, который ее встретил и от
имени государыни поздравил с благополучным прибытием.